А ваша жизнь изменилась с начала войны?

Мы предложили ответить на вопрос «А ваша жизнь изменилась с начала войны?» следующим образом:

A. Нет, все как прежде;

 Б. Да, но незначительно;

В. Да, изменилась кардинально.

И вот как распределились голоса:

А. 39, 97%;

 Б. 20,71%;

Надо сказать, что все отвечали очень серьезно и откровенно. У большинства наших читателей (61%), даже если внешне мало что изменилось или не изменилось вообще, внутри — полный ужас и безнадега:

aka hundred billion neurons: Формально не слишком изменилась. А в целом — жизнь просто закончилась, настоящее чудовищное, будущего больше нет. Нет больше планов, ничего нет, смысла нет. Жизнь одним днем. СПб.

Kamensky Tanya: Пока больше внутренние перемены. Внешне все примерно то же самое. Красноярск.

Dekelbaum Alexey: Снаружи почти всё, как и раньше, кроме нескольких друзей, свихнувшихся на «своихнебросаем». Отношусь спокойно, но плохо переношу склоки среди оппозиции даже в такой момент. Но внутри — пепелище, стыд и... надежда. Омск.

Eiphen Marina: Вроде бы по существу ничего не поменялось. Просто непроходящее гнетущее чувство на фоне — тревоги, стыда, ужаса — которое словно не дает дышать полной грудью. И ощущение, что у нас прямо сейчас крадут будущее, а сделать ничего нельзя. Ковров, Владимирская область.

Дёмочкина Александра: В отношении быта вроде бы особо ничего и не изменилось. В отношении самоощущения — изменилось кардинально. Хочется заснуть и проснуться в какой-то другой реальности. Как будто не живу, а пережидаю, проматываю свою жизнь.

Итог можно подвести краткой репликой:

Smith Irony: Новосибирск. Жизни нет — есть только война.

Мы публикуем самые характерные комментарии:

Наталья Нестерова: Ответ В. При всем видимом относительном благополучии, которое ставят в заслугу президенту, готова терпеть некоторые трудности (не привыкать), лишь бы не испытывать душевных страданий, боли, позора и страха за будущее. Бессилия остановить этот ужас, стыда за тех, кто это поддерживает. Как страшно разочаровываться в самых близких людях... Жизнь с ног на голову.

Сергей Кувшинов: Для российского обывателя из провинции что то изменится просто не может. Как жили в отсутствии благ цивилизации, так и живем. Зомбоящик — основной поставщик лжи — единственный источник правительственной пропаганды. Единицы готовятся к голоду и изоляции от государства...

Manyapov Damir: Я уехал из России. Жил в Красноярске.

П А: Уехал из России. Жил в МО.

Olga: Русских воспринимают как часть страны, то есть террористами. Повторяется история с немцами. Нам это поколениями расхлебывать.

Анастасия: Никакой жизни уже нет, одно существование. Все факты, все происходящее, любая мелочь видится только через призму войны. Москва.

Ivanova Tatiana: Формально моя жизнь вообще не изменилась. Если не считать пропажу некоторых, привычных мне, товаров и существенного подорожания жизни. Владивосток.

Vasilevskaya Eva: Мы врачи, всей семьей уехали 5 марта, плюс дочь с зятем. Архитекторы. Очень много наших тут. Москва — Тель-Авив

Vera: И раньше считала эту власть недостойной и воровской. А сейчас она стала просто преступной. Невозможно жить в стране, основная «скрепа» которой — ложь. Я уехала из РФ и увезла сына. Счастлива, что мне это удалось. Был Всеволожск, теперь Финляндия.

Ирина Кулакова: Москва. Мои дети уехали из России. А моих двоюродных сестер, которые живут в Украине, бомбят русские самолеты.

Елена Вайман: Живу только одной мыслью, как покинуть эту страну. Но с массой вопросов. Пока не с кем оставить слепого отца. Куда ехать. Как правильно это сделать. Дети. Образование. Чем жить. Тольятти.

Михеев Дмитрий: Пропала надежда. Надежда на лучшее будущее. Независимо от исхода войны наша жизнь станет хуже. Нет хорошего варианта будущего, есть плохие, очень плохие и ужасные.

Елена: Мы не зависим от государства материально. Рассчитываем только на себя. Но морально конечно очень изменилось все. Полное отрицание идеологии и СВО. Жить стало мерзко и бесконечно жаль людей в Украине. Мы с Дальнего Востока.

Kleiman Liubov: Из внутренней эмиграции, в которую потихоньку уходили с приходом к власти Путина, после 24 февраля уехали в настоящую эмиграцию. Из Петербурга в Мексику, потом в Сербию, Израиль на очереди.

kash irene: Мы уехали из Москвы и не знаем, когда вернемся. В бытовом смысле изменилась кардинально. Это если не считать душевного ада, который всегда со мной.

Филимонова Юлия: Ответила, что «незначительно», так как внешне изменений почти нет: та же работа, у детей школа... Цены и ассортимент в магазинах, конечно, изменились... Но гораздо хуже внутренние изменения: тоска, время от времени паника («куда бежать!?»), мрачные мысли о настоящем и будущем, отвращение к зомбированным окружающим... Подмосковье.

Устинова Елена: Живу от новостей до новостей, особенно, когда тревоги масштабные в Украине. Ну и круг общения, хоть и немного, но сузился — СВОлочи и z-патриоты пошли вслед за русским военным кораблем. МО, Подольск.

Корчагин Павел: Москва. Снижаются доходы. Невозможно нормально перемещаться по миру. Невозможно высказывать свою точку зрения публично и в соцсетях.

Галеева Руфина: Внешне не изменилась, но внутри горько и страшно, от того, что происходит. Страшно за детей, за будущее, которое нам светит. Понимание какая пропасть сейчас между людьми.

Martsi Daria: Жизнь разделилась на до и после 24 февраля. Мои родственники и близкие друзья превратились в милитаризованных зомби (правда, сейчас, через год, они понемногу пересматривают свои позиции). Мой бизнес закрылся из-за санкций в первые же дни войны. Жизнь стала дороже. Обстановка вокруг становится все страшнее, все противнее. Но это все ерунда по сравнению с тем, что переживают люди в Украине. Красноярск.

Денис: Фактически нет, только цены выросли. Но они росли всегда при этой власти. Пока заработка хватает на жизнь и чтобы откладывать немного. Но по морали просадка дикая, думаю, не надо объяснять, почему... Любимыми делами порой приходиться себя заставлять заниматься. Орехово-Зуево, Мос. обл.

Тссс: Москва. Круг общения сильно сократился, всех оцениваем по принципу «за войну или против», депрессия на протяжении года, одно радует, что дети уехали, сами думаем об этом же. После очередной ракетной атаки на города Украины страшно писать друзьям оттуда и спрашивать, как они.

Konstant Vika: Живу во Франции, уехала давно, задолго до начала войны. Сама моя жизнь не изменилась, но ощущение разъедающего стыда за свою страну все портит. Стыдно перед украинцами, стыдно признаваться, что ты россиянка перед европейцами, всегда приходится добавлять, что ты против политики Путина и ходишь на митинги в поддержку Украины. Больно за позицию родственников, общаться с ними это испытание. И чувство вины.

Pigulevskaya Maria: Теперь я живу, зная, что никаких прав (даже минимальных) у меня нет. Уровень несвободы зашкаливает и идет по нарастающей.

Мария Прусакова: Нижний Новгород. Время будто сжалось. От тревоги ускорились все процессы. Сначала работала так, что потом потребовалась психотерапия. Заработать все деньги мира, чтоб увезти отсюда детей и родителей. Потом осознание, что, возможно, времени мало осталось. Лютое творчество. О себе, войне и доброте, что может спасти поколения. Потом обучение новой профессии, чтобы уезжать не в пустоту. Скоро — усыновление приемного ребенка, чтобы увезти его первого из под удара, не отдать в 18 лет «системе». Всё теперь на предельной скорости. Но и счастье, и внутренняя тишина случаются все чаще. Жить — самое ценное. И чтоб другие люди могли просто жить. Как сами хотят.