Русский уроборос

N: Вот ты сказал, что новое начало в России невозможно, потому что она для этого должна сперва закончиться. Но есть аргумент, почему нетюремное мироустройство возможно и в России: по-другому быть просто не может. Это же закон природы, вот как всякая река впадает в конце концов в океан. Человечество развивается по закону очеловечивания. Когда-то слабому младенцу продавливали череп, а стариков переставали кормить, и это была норма. Но норма меняется. Слабый уступал сильному, теперь сильный должен пропускать вперед слабого. Произвол диктатора уступает место правовому государству. В мире, где твои права охраняют действующие законы, жить легче и приятнее, чем там, где у тебя в любую минуту могут все отнять и отправить к параше. Все человечество к этому идет, почему Россия должна быть исключением?

Ы: Самый главный русский спор, начатый Гоголем и Белинским, закончился 24 февраля 2022 года. Обе стороны проиграли. Ни вера в Христа не смогла оживить мертвые души, ни достижения европейской цивилизации вкупе с образованием и культурой не смогли «спасти Россию». Речь ведь шла именно о том, как изменить норму, очеловечить мертводушных, сделать холопов гражданами.

Общественная норма — это поплавок прожиточного минимума подлости. Жизнь везде подлая. Но в России за неподлость берут дороже. Гоголь заключил завет с неизбранным народом: «Нужно вспомнить человеку, что он вовсе не материальная скотина, но высокий гражданин высокого небесного гражданства. Покуда он хоть сколько-нибудь не будет жить жизнью небесного гражданина, до тех пор не придет в порядок и земное гражданство». Мертвые души должны были стать живыми во Христе, последовать за Чичиковым, который в третьем томе на сибирской каторге получил бы выстраданное русско-небесное гражданство. Но Чичиков взбунтовался против своего создателя и сжег себя в рукописи, как в срубе.

А вот Белинский пишет в своем вечном блоге оппозиционера: «Россия видит свое спасение <...> в успехах цивилизации, просвещения, гуманности. Ей нужны не проповеди (довольно она слышала их), не молитвы (довольно она твердила их), а пробуждение в народе чувства человеческого достоинства, столько веков потерянного в грязи и навозе, права и законы, сообразные не с учением церкви, а с здравым смыслом и справедливостью, и строгое по возможности их исполнение. А вместо этого она представляет собою ужасное зрелище страны, где <...> нет не только никаких гарантий для личности, чести и собственности, но нет даже и полицейского порядка, а есть только огромные корпорации разных служебных воров и грабителей!»

Бой супертяжеловесов по версии русской литературы: Внутреннее перерождение через Христа versus Общественное переустройство. Достоевский дописывал всю жизнь третий том «Мертвых душ». Результат его творчества — кровавый пшик, страна пошла не за Алешей в монастырь, а за бесами в революционный террор. Авторы «Вех» выбросили на ринг белое полотенце. Заварилась такая каша на крови, которую до сих пор расхлебать не можем. Короче, ни Христос не помог сделать соотечественникам небесное гражданство, ни всеобщее образование с интернетом и открытыми границами не привели к успехам цивилизации, просвещения и гуманности. От всей европейской цивилизации они взяли себе только две буквы: V да Z.

N: Общепринятые нормы не падают с неба, их меняют люди. Не для всех в России критерием истины всегда было начальство. Человек сам себя меняет, ставит себе свои жизненные правила и этим делает другим общество. В августе 68-го те несколько человек вышли на площадь, зная, что они проиграют, ничего своей жертвой не добьются, но этот поступок что-то изменил в каждом из нас. Вспомни, ты был учителем, август, дача, путч. Ты поехал в Москву к Белому дому, и там на баррикадах были тысячи и тысячи. И еще ты встретил твоих мальчишек из 9 «Б», в котором ты был классным руководителем. Ты еще тогда подумал, что, может, ты и не такой плохой учитель, если научил их чему-то более важному, чем Plusquamperfekt. И ты сам, и они на глазах изменили страну. И сейчас собою меняет картину мира тот, кто выходит в России на площадь с плакатиком «Нет войне», чтобы сесть в тюрьму. Один чех когда-то написал про тех, кто вышел в 68-м к Лобному месту: «Семь человек на Красной площади — это, по крайней мере, семь причин, по которым мы уже никогда не сможем ненавидеть русских». Каждый, кто выходит сейчас против войны — еще одна причина не ненавидеть русских. Это единицы, но всегда кто-то должен быть первым.

Ы: Помнишь, в младшей школе нам училка читала басню про дуб и тростник. Для нас это была сказка, для нее — опыт выжившей. Весь мир в ступоре, почему власть гонит свой «электорат» в Украину убивать и подыхать, а «народ безмолвствует». Где миллионы в огромной России, вышедшие на улицы? Где забастовки? Русские действительно «нация рабов»? Миллионам по всему миру, вышедшим на демонстрации против войны, непонятно, что безмолвствие — это стратегия выживания поколений. Ты же знаешь, как все это происходит. В 30-м году наш дед был объявлен «подкулачником», потому что, когда забирали корову в колхоз, стал возмущаться. Остальные молчали и выжили, а его арестовали и он сгинул в ГУЛАГе. А мама в 82-м разрешила старшеклассникам провести вечер Высоцкого, хотя все ей советовали «безмолвствовать» — ее, директора, выгнали из школы с показательным скандалом, она этого не пережила, у нее начался рак. И таких историй — в каждой семье.

Если человек не сдается и не безмолвствует, власть его уничтожает. Так всегда здесь было, с самого начала, когда княгиня Ольга «от языка варяжска» устроила геноцид древлянам, а Александр Невский от лица своего хана выкалывал глаза восставшим новгородцам, русские святые, между прочим. И после них со всеми остановками — через Ивана Грозного к Иосифу Виссарионовичу и чеченским зачисткам, а теперь к геноциду украинцев, посмевших послать русский корабль. История России показывает, как работает принцип естественного отбора: наиболее активная и образованная часть населения последовательно элиминировалась собственным государством или эмигрировала. В России государство создано изначально завоевателями против туземцев. Варяги начали, Орда продолжила. Власть и народ друг другу чужие. Чужой всегда враг, его не жалеют. Над населением России проводится столетиями чудовищный эксперимент по селекции. Дубы вырывались, тростник размножался. Так поколениями вырабатывались качества, необходимые для жизни в зоне «ru». В русском «безмолвствии» сконцентрирована сила витальности, мощь выживания.

N: Но страна знала и свободу. Есть русский опыт борьбы за демократию и опыт победы. Весной 17 года, после действительно народной революции Россия была самой свободной страной в мире. Люди получили такие права, о которых другие народы и не мечтали, например, женщины: швейцарки добились подобного равноправия только спустя полвека. И в 90-е — это уже наш опыт — в России была свобода.

Это просто неправда, что русским демократия только на вырост. У всех диктатур только один враг — свободное слово. И оно в конце концов побеждало. И в русском поединке между Поэтом и Царем у последнего нет никаких шансов. И русские — не холопы от рождения, их такими делают. Развратить можно любой народ — вспомним немцев. Но немцы вырвали себя из прошлого, прошли через очищение. Нормой закона гитлеровское государство сделало газ «Циклон Б». Сейчас нормой в Германии стало преследование антисемитизма. Государство может растлевать, а может воспитывать. Антисемитизм есть везде, но одно дело его поощрять, другое — преследовать.

Русская власть последовательно развращает подданных из поколения в поколение — из людей наделали «орков». Единственная осознанная государственная политика последних двадцати лет — растление. Пропаганда сделала свое дело. Норма менялась все эти годы на наших глазах — в сторону новых сотен тысяч доносов. В России все зависит от власти — захочет — будут орки, захочет — станут швейцаристей швейцарцев. Нет нации рабов. Возьми миллионы эмигрантов, которые не только с легкостью вживаются в демократические нормы, но и своими «душою и талантом», не пригодившимися на родине, добиваются признания и успеха в открытом мире. Собери их всех вместе — получится та самая искомая «прекрасная Россия будущего».

Ы: Пропаганда дает всходы только на подготовленной почве. Большинству русских оказалось плохо в рыночной псевдодемократии. У людей поколениями все отнимали, давая взамен величие империи. За них думали, за них решали, ими руководили. Такую пустоту чувствует уволенный из рядов армии кадровый военный. Вдруг нужно брать на себя ответственность за свою жизнь, искать свой путь, самому думать. Люди затосковали по определенности, по порядку, по начальству. Наевшуюся после совковой голодухи страну охватила тоска. Русская тоска. Тоска по ясной картине мира. Тоска по границе, линии фронта между своими и чужими. Тоска по мудрому отцу-командиру. Тоска по великой победе. Тоска по величию родины. От этой тоски идет удушливый запах, как от солдатских сапог. Уже две попытки проветрить отечество, чтобы там можно было дышать, закончились только еще большим удушьем. В 17-м свобода продержалась лишь несколько месяцев. В 90-е с грехом пополам несколько лет.

Всякий раз, когда страна пытается ввести выборы, конституцию, парламент, она окунается в бандитскую анархию, а выныривает в тоталитарной империи. Русская история укусила свой хвост и заглатывает в себя все глубже и глубже. Гоголь посадил нас всех в птицу-тройку, летящую в будущее. Но его будущее — наше чудовищное прошлое, заваленный трупами XX век. Теперь он сравнил бы Россию с поездом метро, бегающими по туннелю туда и обратно: от конечной «Диктаторский порядок» до конечной «Демократический хаос», только обрыдлые вывески меняются. Мы проехали на этом поезде за сто лет от «Царской империи» в «Анархию 17-го», обратно в «Сталинский порядок» и оттуда в «Лихие 90-е». Теперь снова в другой конец, на станцию «Zа победу!» Можно предположить, куда поезд двинется дальше.

N: Значит, в следующий раз период, когда будет чем дышать, может продлиться еще дольше. Сорок лет в пустыне нужно умножить на русские зимы. Военные победы всегда укрепляли режим, поражения — приближали его кончину. Чем закончились Японская, Первая мировая, Афган? Чем закончится «СВО»?

Ы: Вторая мировая в Европе закончилась не с самоубийством Гитлера, а с полным и окончательным разгромом германской военной и государственной машины. Воробей — птица, Россия — наше отечество, смерть того, за кем носят чемоданчик с экскрементами, неизбежна. Депутинизация будет обязательно, но проводить ее будет новый Путин. И приведет она не к миру, а к «передышке похабного Бреста». Новые Путины должны будут доказывать свою легитимность победами. Если отечество терпит поражение — значит, царь ненастоящий. Сталину простили за победу все миллионы жертв. Горбачев — проиграл Афган, холодную войну с Западом — он самозванец. Путинскую крымскую легитимность закончили «хаймарсы».

Открылся кастинг на роль нового настоящего царя. И тот должен будет доказывать свое право на царство единственным признанным в отечестве способом — победой над врагами, с какими бы жертвами это ни было связано. Не Путин ведет войну с Украиной и миром, а вся русская система власти, регенерация которой происходит после каждого поражения и развала. В заповеднике истории сохранился дракон, меняющий аватары: то ордынский улус, то московское царство, то романовская империя, то сталинский СССР, то «управляемая демократия». В августовской эйфории 91-го поверилось, что это «чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй» утонуло в прошлом. Мы проехали без остановки десталинизацию, прогуляли Нюрнбергский процесс против КПСС, страна не вколола себе антидот от прожитого — и не новое, а старое начало сделалось только делом времени. Утопленника не похоронили, и он ожил. Улус очередной раз сбросил кожу. Этой системе нужны враги и война. И вот наша страна опять в войне со всем миром, которая никогда не кончается.

N: Все же не понимаю тезиса «после Путина будет Путин». Кажется, история такого не знает. После Николая Павловича был не Николай Павлович, после Сталина был не Сталин.

Ы: Диктатура и диктатор рождают рабское население, рабское население рождает диктатора и диктатуру. Мегалозавр и яйцо. Где здесь взяться новому началу?

N: Германия смогла начать себя заново — почему не сможет Россия? России жизненно необходим час ноль. Конечно, немцы оправдывались: да, Гитлер оказался сумасшедшим преступником, но мы ведь ничего не знали! Мы, das deutsche Volk, только такие же жертвы нацистского режима, как и другие народы! Рузвельт сказал: «Немецкий народ должен понять, что вся нация участвовала в беззаконном заговоре против современной цивилизации». И жителей Германии не только водили на «экскурсии» по концлагерям, их заставляли хоронить тела убитых и эксгумировать места массовых захоронений. По немецким городам висели плакаты со страшными фотографиями гор мертвых тел с надписями: «Этот город виновен! Вы виновны!».

Вот и населению России нужно будет раскапывать захоронения и смотреть на плакаты: «Вы виновны!». Всех, каждого военного преступника должно постичь справедливое наказание. Ни НАТО, ни Украина не проведут за русских настоящую денацификацию нашей страны. Мы сами должны очистить Россию от этого гноя. Без покаяния и национального признания вины никакое демократическое новое начало в России невозможно. Чтобы «подняться с колен», наша страна должна встать на колени и покаяться. С каждым днем, с каждой новой оборванной жизнью в Украине все больнее быть русским. Горечь и стыд. От имени моего народа, моей страны, от моего имени совершаются чудовищные преступления.

Ы: Коллективная ответственность ведет к децимации. Коллективную вину тоже проходили: виноваты все буржуи, виноваты все евреи. Каждый человек должен ответить за те преступления, которые он лично совершил или за свое личное бездействие, которое привело к совершению преступлений. Каждого в конце должен ждать его персональный суд, который будет заниматься его личной виной. И не Страшный Суд — таких не бывает — а настоящий земной. Вот только будет ли он?

N: Но можно быть невиновным и при этом чувствовать ответственность за происходящее. И просить прощения. Хотя бы за себя, ведь я же русский. Но как я могу просить прощения у украинцев от имени моей страны и моего народа, если эти люди все еще не ведают, что творят? Я прошу прощения от себя и понимаю, что все, что творится моей страной, невозможно простить. Отец ушел на войну, когда ему было 18, мстить за старшего брата. Он потом всю жизнь ненавидел немцев и все немецкое. Я пытался ему что-то говорить о великой немецкой литературе, о прекрасном языке, который я так люблю, но на отца это не действовало. Что мы скажем украинцам, потерявшим своих близких, убитых русскими солдатами, и свои дома, разрушенные «градами» и «калибрами», — что русская литература замечательна и что русский язык чудесен?

Ы: Но кто будет там каяться? Если бы не тотальные бомбардировки городов, не замена нацистского управления на администрацию союзников, не страх наказания — кто бы каялся в Германии? Способна ли Россия встать на колени в Ирпене, Буче, Киеве, Праге, Будапеште, Вильнюсе, Тбилиси?

Мы обязательно услышим: да, Путин оказался сумасшедшим преступником, но мы, простые русские люди, ничего не знали, мы думали, что освобождаем украинцев от фашизма, мы такие же жертвы путинского режима. И это опять будет старым началом, а не новым. А главный аргумент будет все тот же: все вопросы к начальству, мы тут ни при чем. Русские скрижали: не спеши выполнять приказ, все равно отменят; нужно быть подальше от начальства, поближе к кухне; ответственность за все лежит на тех, кто наверху, а не на мне. Но ведь не Путин насиловал, пытал и убивал в Украине, не Путин рисовал Z у себя в квартире на окнах, не Путин учил малышей в детских садах петь: «Дядя Вова, мы с тобой!» Путин — симптом, а не болезнь.

N: Признать вину за преступления своей страны — это уже шаг к новому началу, и его сделали многие. Адам Михник сказал, что любовь к родине определяется мерой стыда за преступления, совершенные от имени твоего народа. Да, в России такие люди, готовые признать вину и исправлять ее, в меньшинстве. В маргинальном меньшинстве. Они сейчас терпят поражение. Но не нужно бояться потерпеть поражение. И Толстой потерпел поражение, и Рахманинов, и Малевич, и те семеро на Красной площади в 68-м. Это достойная компания.

Да, демократия не может утвердиться без «критической массы» сознательных граждан, без зрелого гражданского общества. Перемены в стране невозможны без массовых протестов. Конечно, людей, которые хотят прекращения войны, победобесия, государственного террора и готовы выйти на улицу, несравнимо меньше, чем «терпил», и они сконцентрированы в столицах. Но давно известно, что исторические события совершаются не народонаселением, а авангардом смельчаков, который поведет за собой массы. И эта необходимая критическая масса граждан может набраться хотя бы в Москве и в СПБ, а этого уже достаточно. Пропуск в русское будущее выдают в столицах, там у нас всегда происходили судьбоносные события. И главный закон всех политических переворотов: невозможно предугадать, что станет искрой.

Ы: Россия — тюремная страна со своим специфическим право- и миропониманием. Четверть отсидела. Остальные выросли среди отсидевших. Что не сделала тюрьма, довершила армия. Блатной язык, уголовная субкультура, нормы тюремной «морали» не просто влияют на современное российское общество — они стали его фундаментом, реальной, а не бумажной конституцией. Тюремное сознание знает только один закон — закон силы. По этому неписаному закону жила и живет страна. На самых свободных выборах в России у Гавела, например, не было бы никаких шансов.

N: Но есть и другая Россия. Думали, Петр открыл окно в Европу, а на самом деле — это пробоина в днище ордынского ковчега. В эту дыру хлынули люди, идеи, слова, которых в улусе не к чему было приспособить: достоинство, уважение к личности, права, человечность, общественность, литература.

За несколько поколений слова сделали главную русскую революцию: превратили нацию в сиамских близнецов, тело одно, а головы больше не понимают друг друга. С тех пор в России сосуществуют два народа, говорящих по-русски, но ментально друг другу противопоставленных. У одной головы образ мира: святая Русь — это остров, окруженный океаном врагов, и только Отец в Кремле может спасти страну и ее народ. Другая голова напичкана европейским образованием, либеральными идеями и представлениями, что Россия принадлежит общечеловеческой цивилизации. Эта голова не хочет жить при патриархальной диктатуре, требует себе свобод, прав и конституции. Две головы, но одно тело, им жить вместе. Они обречены на поиск общего языка, понимания. И рано или поздно они смогут договориться, измениться, иначе им просто не выжить.

Ы: У страны — шизофрения, раздвоение личности. Да, есть две России, и каждая считает себя настоящей. Делят язык, территорию и прошлое, больше у них нет ничего общего. Да и прошлое врозь, и язык, а теперь вот и территория. В бесконечной гражданской войне одна «настоящая» Россия всегда проигрывает другой «настоящей». Вот сейчас опять проиграла. The winner takes it all. Двух настоящих не бывает. Одна из них — Россия-самозванка. И ты знаешь, какая. Надо найти в себе силы и мужество признать поражение.

N: Кому признавать поражение? Тем людям, которые готовы к протесту? И их не так уж и мало, их десятки, если не сотни тысяч — тех, кто никогда не голосовал за Путина, выходил на протестные митинги, сидел в автозаках. Важно только, чтобы протесты эти оставались мирными. Изменения должны быть ненасильственными. Нужно вырваться, наконец, из нашего бесконечного «красного колеса». Только мирный протест может изменить парадигму насилия. Куда ведет «добро с кулаками», Россия хорошо знает.

Ы: Мирный протест — не для страны березового ситца. Ты «космонавтам» про конституционные права, они тебе — в зубы. В лучшем случае — автозак. А в худшем, как получится, может «патриот» врезать трубой по голове, может «защитник отечества» саперной лопаткой. Опять этот чертов круг: имеет смысл лишь мирный протест, но он бессилен против насилия. Мы видели это в Беларуси, видели в Москве и Питере. Но браться за оружие значит возвращаться в то же «красное колесо». И что остается — эмиграция? Русский исход — вот он во всю уже идет. Нас миллионы. Новое начало на другом берегу? «Границы России нигде не заканчиваются»?

N: Сейчас речь идет о сохранении русской культуры как таковой. В стране-поставщике русской речи культура теперь может быть только разрешенная, а значит ее не будет, останется подполье. Искусство не может жить по принципу «плюнь да поцелуй злодею ручку». Если режиссер, чтобы спасти свой театр, поцелует злодею ручку или другую часть тела, он не сможет потом делать в театре то, к чему призван. В гитлеровской Германии тоже в конце концов оставались лишь развлечения и пропаганда, и под культурой все-таки мы понимаем что-то другое. Художнику в России остается или петь патриотические песни, или молчать. Эмиграция — это тоже сопротивление. Эмиграция — это взрыв энергии, которая до этого где-то копилась. Это «Симфонические танцы» Рахманинова, это витражи Шагала, это «Лето Господне», «Темные аллеи», «Дар». Не вернулись люди, но вернулось то, что они сделали, вернулась русская культура. И снова когда-нибудь вернется.

Ы: Но может ли «на чужбине» теперь русская культура выжить? И как долго? У нас есть опыт первой эмиграции, мы знаем то, что они про себя не знали. Они верили, что большевизм вот-вот падет и они смогут вернуться на свободную родину. Это им так или иначе помогало. А мы знаем, что возвращения в свободную Россию не случилось. Они не знали, что второе поколение еще как-то будет чувствовать себя русскими, а вот третье уже нет. Мы знаем. Нам предстоит увидеть, как русский язык вообще будет уходить, как это было с Набоковым — читатель в России отпадает, а в отрыве литература долго не продержится, максимум одно-два поколения. Хочешь, чтобы тебя читали — переходи на английский, немецкий, французский.

Все думали-гадали, как выглядит конец света — а он вот такой. Конец света для одной отдельно взятой русской культуры. То есть в эмиграции, в фейсбуке, или что там придет ему на смену, жизнь еще, конечно, будет теплиться, но это пока мы не уйдем.

N: Времена изменились. Мы — эмиграция XXI века. У нас есть то, чего не было у них, — высокие технологии. Если сто лет назад ты уехал в Аргентину, в Харбин, в Сербию — ты чувствовал себя оторванным от столиц русской эмигрантской культуры, от Берлина, Парижа, Нью-Йорка. Теперь, где бы мы ни находились, через сетевое общение мы создаем новое глобальное русское свободное культурное пространство, независимое от «рук брадобрея». Мы вместе. Столица русской культуры там, где мы, ее носители, потребители, создатели, то есть по всему миру. Некогда американские колонии восстали против своей империи и победили в войне за независимость. Русское культурное рассеяние в современном мире давно готово восстать против своего Мордора. Только ни в коем случае не «соединенные штаты свободной русской культуры», не «республика русской культуры» и тп. — у всех слов, связанных с государственностью в русском языке, дурно пахнет изо рта. Речь идет о провозглашении независимости русской культуры от сапога. И это уже начало новой России, она уже есть, она не связана с географией, она связана с людьми. Россия без государства.

Ы: Война не пощадит никого. И русская культура тоже под обстрелом со всех сторон. Главный удар, конечно, со стороны родины-матери, там всё задушат и затопчут. И что можно сказать, когда видишь, как в Украине сносят памятник Пушкину? Только молчать и надеться, что какой-то украинский поэт поднимет голос в защиту. Но и в эмиграции все русское под огнем. И огонь ведется не высокоточным оружием, а по площадям.

Сто лет назад на улицах Европы не стыдно было говорить по-русски. Русские тогда проиграли гражданскую войну, но они хотя бы сражались. А теперь на всех русских клеймо — и на «плохих», и на «хороших». И на «хороших русских» тем более, потому что они все знали и ничего не сделали, чтобы это предотвратить. Наше отечество сделало русский языком убийц, военных преступников, фашизоидного режима. Пятно позора пало на всю страну, на всех. Россия теперь ассоциируется не с русской литературой и музыкой, а с детьми под бомбами. Теперь к любому написанному по-русски тексту иллюстрациями будут фотографии с трупами на улицах Бучи.

N: У русской культуры теперь, наконец, появился смысл: ее задача — выжить, а ее выживание зависит от победы в этой войне, мы должны помочь выжить другим и вместе победить. Собственное государство, этот серийный маньяк-убийца, хочет отнять у нас язык, как отняло до этого выборы, свободу, возможность ощущать свою страну своей. Теперь мы должны доказать всему миру, что русский — это язык, на котором говорить не стыдно. Выживание русской культуры зависит от победы Украины. Мы должны им помочь всем, чем только можем. Искупить, чем можно, то, что мы русские. И пока Украина не победит, у нас, русских, не будет никакого морального права ни на Пушкина, ни на Толстого, ни на Чайковского, ни на Рахманинова. Всякий нормальный человек сегодня на стороне Украины, и это никак не связано ни с языком, ни с паспортом. Теперь каждый должен произнести эти слова как символ веры, веры в то, что человеческое будущее наступит: Слава Украине! Слава ее защитникам и вечная память погибшим. Империя должна быть разрушена.

Ы: Символ веры для кого? Для миллионов зигующих и молчащих? Русский может эмигрировать из империи, но империя не может эмигрировать из русского. Даже русская литература написана из имперской чернильницы, другой не было. Молчу про клеветников России, жидов, русского всечеловека и грязных полячишек. Для Толстого все западное гнило, все русское мило. Он же искренне был убежден, что европейская культура русским не нужна, потому что тот, кто в шапке-ушанке, в себе самом несет понимание Бога и добродетели, все то прекрасное, чему других надо учить. У русских нет иммунитета против вируса «патриотизма», который разводят в своих лабораториях все тираны. Обычный человек, когда речь заходит о границах империи, как в пьесе Ионеско, превращается в носорога. Столько носорогов сейчас носятся табунами, затаптывая все и всех на своем пути, и по русским городам, и по интернету, и по «современной русской литературе». В русском сознании так до конца и осталось непроясненным, где кончается отчизна, и где начинается режим — так все срослось. Дети Чикатило любили отца.

N: Всегда были люди, которые понимали, за что любить и за что не любить родную страну. Когда поляки поднялись «за вашу и нашу свободу», а русские войска уничтожали восставших, Бакунин сформулировал патриотизм другой настоящей России: «Не заботясь о том, что подумают и скажут люди, судящие с точки зрения узкого и тщеславного патриотизма, я, русский, открыто и решительно протестовал и протестую против самого существования русской империи. Этой империи я желаю всех унижений, всех поражений в убеждении, что ее успехи, ее слава были и всегда будут прямо противоположны счастью и свободе народов русских и не русских, ее нынешних жертв и рабов... Признавая русскую армию основанием императорской власти, я открыто выражаю желание, чтобы она во всякой войне, которую предпримет империя, терпела одни поражения».

Ы: Школьники на уроках литературы это не проходят. В России литература, писатели — это еще один род войск. Там даже самые талантливые требовали: «Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо».

N: «О ненависти к русским никто не говорил. Чувство, которое испытывали все украинцы от мала до велика, было сильнее ненависти. Это была не ненависть, а непризнание этих русских собак людьми и такое отвращение, гадливость и недоумение перед нелепой жестокостью этих существ, что желание истребления их, как желание истребления крыс, ядовитых пауков и волков, было таким же естественным, как чувство самосохранения».

Эти строчки Толстой написал бы сейчас не о чеченцах, а об украинцах. Все фашистские режимы всегда и везде прикрывались именами — одни Гете и Ницше, другие Толстым и Бродским. Ничего нового. Мертвые не могут себя от них защитить. Вот воскресни Бродский — и попробовали бы они записать его в «свои», в «имперцы» — получили бы «ответку». Про Толстого я уже не говорю — огребли бы по полной. А про патриотизм он же все сказал: «Патриотизм есть рабство».

Культура — единственное, что всегда противостояло этому молоху. Настоящее искусство, истинная культура — это протест против всевластия улуса уже самим фактом своего существования. Все, что есть культурного в России и есть часть мирового культурного контекста, завезенного когда-то гастарбайтерами с берегов Рейна. Звали пушкарей, а приехали люди и привезли с собой свой культурный контекст, в котором мы поколениями и выживаем, несмотря на все вековые попытки власти этот культурный контекст задушить. Безмолвствию противостоит только слово. Поэтому в России поэзия больше чем поэзия. Поэтому государство всегда насиловало и душило культуру, при этом использовало культуру как «человеческое лицо», как маскировку. Поэтому Сталину нужен был Шостакович. А этому режиму и маска не нужна, достаточно группы «Любэ».

Путь к Буче ведет не через русскую литературу, а через ее преследование, через изъятие книг в библиотеках и через спецхраны, через травлю Пастернака и Солженицына, через расстрелы Гумилева и Бабеля, через бирки на пальцах ног Мандельштама и Хармса. Путь к этой войне ведет не через русскую литературу, а через столетия отчаянного и всегда проигранного сопротивления русской культуры против преступного собственного государства. И сопротивление будет продолжаться несмотря на все поражения.

Ы: И опять будет поражение. У культуры против сапога немного шансов. А теперь еще культура подпадет и под законы военного времени.

N: Боль и ненависть могут оставаться в душах долго. И только искусство, литература, культура смогут помочь преодолеть эту травму. Диктатор рано или поздно заканчивает свою подлую никчемную жизнь, а культура продолжается — так было всегда, и так будет после Путина или того, кто придет за ним и продолжит войну. Литература не должна быть о Путине, литература не должна объяснять войну. Войну объяснить невозможно: почему люди отдают приказ одному народу убивать другой? Литература — это то, что противостоит войне. Настоящая литература всегда о потребности человека в любви, а не в ненависти. Украина победит. И это будет победа мировой культуры над русским фашизмом.

Ы: У победившей Украины будет будущее, но будет ли оно у России? Украину станут восстанавливать всем миром, а от Москвы до самых до окраин будут простираться руины в душах и головах. Новая смута стучится в дверь. Сапогом. Хорошо, представим себе чудо — откроется еще одно историческое окно возможностей. Новая Россия должна начаться с выборов. Но кто будет проводить эти честные выборы? Те же сотни тысяч запуганных училок, которые принимали участие в фальсификации предыдущих «свободных и честных» выборов? И выберет народ-страстотерпец иноагентов-эмигрантов? Или защитников земли русской? А кто будет проводить реформы? Кто будет преследовать и судить военных преступников, проводивших и поддержавших войну против Украины? А это все полицейские, все военные, все судьи, все чиновники. Военные преступники сами посадят себя в тюрьму? Можно сменить царя, распустить правительство и думу, но на кого заменить население? Другого у нас для вас нет. Полураспад империи опять ускорится. За Чечней через дырку в колючей проволоке побегут остальные. РФ сползет с карты в небытие.

N: Да, распад империи продолжится с ускорением. Москва не сможет больше заваливать Чечню деньгами, и чеченцы уйдут в независимость, за ними последуют другие регионы и национальные республики. Российская Федерация закончится. Но центробежные силы народов и регионов — это не разрушительная, а созидательная энергия. Это очистительные, целительные силы. Распад последней империи — болезненный, но необходимый шаг, без которого невозможно построить демократическое общество на этой территории, зараженной, как радиацией, манией величия. Отечественное сознание должно научиться принимать, что могут быть несколько стран с русским государственным языком, что можно жить без царя в голове. Империю необходимо удалить из русской черепной коробки как злокачественную опухоль. Только после проведения этой операции можно будет переходить к реформам и построению «прекрасной России будущего» во вновь появившихся государствах.

Ы: В грамматике русской истории есть только одно время: прошедшее будущее. Ты серьезно думаешь, что на территориях, объявивших себя независимыми от Москвы, смогут возникнуть демократически ориентированные государства? Демократическая идея в населении была полностью дискредитировано путинским воровским режимом. «Вы же видели, куда привели страну эти дерьмократы!»

Мы забыли, что все эти прекрасные слова уже у нас были — республика, конституция, выборы. Чего стоит только глава о правах и свободах граждан в сталинском основном законе! А в путинском! В очередной раз страна на «конституцию» не поведется. Начнется борьба за власть. На карте, безусловно, появятся новые пятна, но это будут султанаты вперемешку с донбассами. Даже в Югославии при распаде моментально началась резня с этническими чистками. Насилие опять отбросит страну на столетия назад. Жить в хаосе никому не захочется — опять усилится потребность в твердой руке. Даже на самых свободных выборах — если такие случатся — к власти придет новый диктатор. Замордованное население опять увидит спасение лишь в «железной руке», обещающей порядок и стабильность. Такая рука сразу же найдется.

Диктатуры приходят не с диктатором, а с потребностью людей в порядке. Невозможно жить в хаосе, а в России генетическая память долдонит: лучше самая отвратительная власть, чем никакая. Тоталитаризм нельзя просто объявить указом — это результат совместных усилий всего общества. Народ в путинской России отстранился от контроля над властью и ее действиями, потому что у него никогда и не было этого контроля, люди не знают, что можно и нужно контролировать, этого нет в их исторической памяти. В одночасье невозможно население, надеющееся на доброго царя, сделать демократическим электоратом. И Запад протянет многоголовому дракону в новом обличии свою руку, ведь тот пообещает контроль над ржавой ядерной свалкой. И русская история еще глубже глотнет свой хвост. Аптека, улица, фонарь. Обло, стозевно, лайяй.

N: Да, Россия сейчас гигантский гнойник, но в нем назревает прорыв в будущее. Революции происходят потому, что они нужны человеку, чтобы почувствовать себя человеком. В жизни нужны эти моменты, когда ты больше не можешь выносить бесконечного унижения и выходишь на улицу. Пусть нельзя победить, но бороться можно и нужно. В тот августовский день 68-го они шли к Лобному месту не за победой, а чтобы защитить свою честь. Сейчас люди выходят против войны на площадь с риском погубить свою жизнь, потому что у них нет иной возможности защитить чувство собственного достоинства. Вот Мария Пономаренко, одна из тысяч политзаключенных, написала из тюрьмы: «Мы на пороге перемен, соответственно, и грандиозной работы. Пришло время объединяться, верить в себя, верить в победу. До скорой встречи в прекрасной России (пока еще :)) будущего».

У каждого поколения есть свой глоток свободы. Будущее нужно молодежи. И за свое будущее, чтобы не захлебнуться в путинской блевотине, они пойдут и на мирные протесты, и на баррикады. Еще один аргумент: молодежь всегда побеждает стариков. Никакая диктатура со всеми своими полицаями, «космонавтами», автозаками, не сможет запретить будущее. По всем законам политической биологии живая трава пробьется через асфальт.

Ы: И больше века назад молодые прекрасные люди выходили на улицы российских городов против самодержавия, против несправедливости, за демократию, народоправие, конституцию, за прекрасную будущую Россию. Если бы они знали, к чему приведет их борьба, если бы они заглянули в будущее и увидели там гражданскую войну, расстрелы заложников, ГУЛАГ, если бы они увидели, что в России будущего они сами будут вспоминать времена «проклятого самодержавия» как счастливое время — вышли бы они тогда на улицу или нет? Люди боятся революции, как чумы. Опять умыть Россию кровью, завалить все овраги трупами? От революций у русских теперь стойкий иммунитет. Народные мудрости не писатели сочиняют: нельзя плохому царю смерти желать.

N: Ты все это уже говорил.

Ы: И ты это уже все говорил. И вообще, все, что можно сказать о нашем отечестве, уже проговорено много раз. Мы ходим по кругу. Русские разговоры Мёбиус склеил в свою ленту, а от времени она стала липкой, и все идеи налипли на нее, как мухи. О России теперь лучше молчать. И новое начало в России невозможно, потому что она для этого должна сперва закончиться.

Фотография Евгении Фролковой