Женат. Сын, кошка и мама с братом в оккупированном Херсоне.
В эту подборку вошли стихотворения из книги «Исходник», которая была опубликована в Израиле в июле этого года в издательстве «Книга Сефер» (при оформлении книги использована живопись Андрея Макаревича) и другие тексты о войне, мире и любви.
* * *
Как человек большого срока годности —
я был уверен, что не пропаду
в эпоху тошнотворной безысходности,
с поправкой на словесную руду.
Но в результате — я обрел потерянность,
двойной войны неумолимый лик,
и не спасла моя самоуверенность —
всех русских, покидающих язык.
Теперь не важно: крестные объятия,
бордель в брюсселе или черный схим,
вам не сбежать от нашего проклятия —
мы отомстим — хорошим и плохим.
В одном флаконе: гений и посредственность —
вы все с мечом пришли в мою страну,
и ваша коллективная ответственность —
впадает в коллективную вину.
Живых костей и мяса наворочено
и ночью захоронено во рву,
россии — нет, она — давно просрочена,
она сгнила — во сне и наяву.
Под ней — совокупляются опарыши,
над ней — гудят архангелы дерьма,
и только белорусские таварышы —
испытывают радость без ума.
И этот ров, бескрайний до беспамятства —
по нём плывут столетия в мешках,
а между нами — только знак неравенства,
гадание на крови и кишках.
Уже видна в прицел — эпоха мщения,
народных приговоров без суда:
виновны — все, но только мне — прощения
за вас за всех — не будет никогда.
* * *
Воскресенье, давно поутихли
в чате нашего дома дела,
и вечернее плавится в тигле —
солнце необходимого зла.
Боже, замысел твой провисает,
как белье на веревках судьбы,
кто сказал, что культура спасает,
нет, она производит гробы.
Сквозь контактные линзы авгура —
я смотрю кинофильмы страны,
чья великая в мире культура —
не спасла от вьетнамской войны.
Сотни тысяч сгорели в напалме,
миллионы пробиты свинцом,
но не прокляты фолкнер и палмер,
и не назван апдайк подлецом.
А чего вы хотите от слова,
от художника, от ремесла,
чтобы живопись снова и снова
от войны и от смерти спасла?
Чтобы музыка всех воскресила,
защитила ребенка и мать,
чтоб поэзии крестная сила —
разучила людей убивать?
Мы — российские книги на бревна —
раскатаем и выстроим дом,
даже если культура виновна,
то виновна культура в другом.
Но пока — наши слезы горючи,
мы пройдемся мечом и огнем,
и толстого снесем после бучи,
и худого в подкову согнем.
Сгинут пушкин и чехов куда-то,
и тогда мы погасим костры —
над могилой российского брата
и его белорусской сестры.
17.04.2022
* * *
В овраге, на холме — я спал в огромном доме:
наполовину — пуст, наполовину — полн,
я книгами топил камин в кубинском роме —
и слышал шелест волн, и слушал шелест волн.
Его перебивал: то монотонный зуммер
сверчков в кустах, то эхо от вины:
как все же — хорошо, что так внезапно умер,
что не дожил мой папа — до войны.
Иначе, он бы выл, как старая собака —
от боли, под обстрелом, без лекарств,
в херсонской оккупации, страдающий от рака,
но взял его господь — в одно из лучших царств.
Иначе, он бы знал, как могут эти суки —
со смехом убивать, насиловать и жечь,
но взял его господь, как мальчика, на руки,
как сына своего — от муки уберечь.
И вспомнил я сейчас, в апреле, на изломе —
весны, когда мы все — обожжены войной,
про папу своего, когда я спал в роддоме:
он плакал надо мной, он плачет надомной.
30.04.2022
* * *
Много в здешнем воздухе — металлов,
песен из разбитого стекла,
сквер древесный, каменный чекалов,
бьет фонтан, чья молодость прошла.
Мы вдвоем и наши дни двоятся,
повторяя зрение и звук,
голуби воркуют, но боятся —
пить вино и хлеб клевать из рук.
Гули-гули: ранним утром — пули,
ночью — мародерские костры,
мы — от хлеба и вина уснули,
притворились, что уже — мертвы.
Нам, отныне — не блистать на сценах,
нам лежать до самых лучших дней,
как два камня — полудрагоценных,
в голубой оправе голубей.
Будет все: культурная отмена,
дикие погромы и резня,
будет выть воздушная сирена
с кровью — для тебя и для меня.
Над военной и над мирной частью,
будет выть, оплакивая тех,
кто — любил и кто — стремился к счастью,
и живой, и даже — смертный грех.
Подгнивает памяти гангрена,
и весна сбивается с пути:
мы проснулись — вновь звучит сирена,
а сирень — успела отцвести.
18.05.2022
* * *
Алексею Цветкову
Я брал за аренду вчерашнего дня,
по нынешним меркам — не много,
и бог, что за пазухой жил у меня,
следил за коммерцией строго.
И с богом, лишенным родительских прав,
ходили мы слева — направо,
жрецы называли меня — изяслав,
торговцы: то — изя, то — слава.
И тот, кто смотрел из грядущего дня
на эту недвижимость в прошлом —
он верил не в бога, он верил в меня,
он видел бессмертие — в пошлом,
обыденном, тусклом, гниющем во тьме,
и пишущем справа — налево,
в горящий фонарик на самой корме —
ковчега, библейского древа.
Он верил, и звали его — ибрагим,
и с ним его крестная сила,
а нынче, все прошлое было — моим,
и после, все прошлое — было:
Молитвенный камень, бумага, металл,
а ножницы — я дорисую,
и маленький бог мой — за пазухой спал,
похожий на опухоль злую.
А после — распалась преступная власть,
с пустой похоронкой в конверте,
а после, а после — вся жизнь пронеслась,
вся жизнь пронеслась после смерти.
20.05.2022
* * *
Вместе с обожженной глиной
мы сварганили уху:
воскресенье — воск пчелиный,
постоянно на слуху.
И привязанные к мачте
наши детские мечты:
вы не смейтесь, вы не плачьте,
вы не бойтесь чистоты.
Мы плывем за одиссеем
девяносто дней войны,
мы стареем, мы лысеем,
и кому теперь нужны?
Я несчастных окликаю
и сигналю кораблю:
мне нужны, степному краю,
родине, я вас люблю!
Солнце — огненной заплатой
во хрустальных небесах,
здесь, под материнской платой,
в грязных тогах и трусах —
Вы нужны, как кинопленка,
доказательство вины,
на войне — мечты ребенка —
это — пво страны.
Это — клык морского волка,
хвост данайского коня,
вы нужны, живите долго,
чтоб оплакивать меня.
Ветер нам доносит пенье:
это наш еврейский брат —
поминает воскресенье
и приветствует шаббат.
21.05.2022
* * *
Я сжимаю в троеперстии круглый ползунок луны —
чуть вдавлю его в отверстие — передвину в ваши сны,
сквозь винтажное звучание с плесенью, как сыр дорблю,
тишину по умолчанию — до утра установлю.
Лето в буче и в гостомеле, зреют звуки на словах,
чтобы люди мира помнили — это мы лежим во рвах,
до сих пор еще не найдены — вот нога, а вот рука —
дети гришины и надины, безымянные пока.
А вокруг — сады и грядочки совершают свой обряд,
нам кроты поют колядочки, нам медведки говорят:
мол, на всех в достатке сырости, здесь — подземный водоем,
говорят, мы скоро вырастем и до свадьбы заживем.
Время ижицею тужится в круге отчего угла,
под случайный камень — лужица свежей крови натекла:
словно черный диск виниловый — сингл неба и земли,
погрузили в спирт этиловый, но прослушать не смогли.
Новый день с войной подружится, даже смерть уйдет в запас,
и на свадьбе обнаружится — это вы убили нас,
вы, двоюродные братия, пригласив встречать рассвет —
заключили нас в объятия и сломали нам хребет.
Растоптали угощения, весь изгадили прием,
и теперь, мы — дети мщения, мы, и под землей, найдем,
вновь луна правее сдвинется — больше вам покоя нет:
будет ницца или винница — мы обнимем вас в ответ.
08.06.2022
* * *
Я — сон, который снится вам в стране, войною опалимой:
ясон, идущий по волнам июньской шерсти тополиной,
сквозь веки, сквозь года и дни, в кустах компьютерного кода —
мы наблюдаем две родни, две ненависти, два исхода.
Один исход — отец и мать, окно в саду, песок и сода,
и я могу его назвать — исходом моего народа,
под слезы от днепровских вод, под вой сирен внутриутробных,
и это будет все — исход моих людей, давно свободных.
Другой исход — побег, отъезд, брезгливость к собственному дому,
и страх, что фараон отъест еще кусок рабу любому,
вы отправляетесь в запас — в израильское бологое,
и я не осуждаю вас, но ваш исход — совсем другое.
По саранче — сбегает вошь, июнь лежит ногами к маю:
убью тебя, тогда — поймешь, убей меня — не понимаю,
я — сон сплошной, бессвязный крик, и явь — перед грядущей битвой,
с горы спустившийся старик — худой, сутулый и небритый,
я — милосердия редут, и весь — шипованная бутса:
для тех, которые — уйдут, и тех, которые — вернутся.
10.06.2022
Приходит время пьяных вишен,
душистых персиков, жары:
пора, мой друг, врубить кондишн —
по новым правилам игры.
А лучше — выйти в сад без края,
застегнутый на всю звезду,
где нет — ни смерти, ни вай-фая,
чтоб люди трахались в саду.
Пусть нам — прекрасным и брутальным
не помешают муравьи,
и твой мешок, побывший спальным —
бессонным станет от любви.
И как не тяжело на сердце —
родная, не считай минут,
пусть наши броники и берцы
не по уставу отдохнут.
Чудесный сад разбил всевышний,
да слишком много в нем земли:
большие персики и вишни —
сквозь нас навечно проросли.
Корнями не задев осколка,
не тронув пулю в животе,
у незнакомого поселка,
на безымянной высоте.
29.06.2022
* * *
Когда я сплю — я прижимаюсь к слову
и обнимаю угольный овал,
ведь то, что не подвластно гумилеву —
я съел, я выпил, я поцеловал.
И отпустил бродить по волнам нила,
смущая рыб, на вольные хлеба,
благодарю, за то, что не любила,
что от другого понесла раба.
Пускай теперь ромеи будут править,
в кромешной тьме выгадывая путь:
где запятую, где тире поставить,
куда дефис с кавычками — воткнуть?
А я проснусь, чтоб жить в краю черешен,
писать картины втайне от жены,
но в наши краски кем-то мне подмешан
флакончик масла с запахом войны.
И этот запах душу разъедает —
всем тем, кто исступленно убежден:
хороших римлян больше не бывает,
и греков, и примкнувших к ним племен.
Кто заключил себя в бетонный кокон,
установил на истину кашрут,
я к ним открою миллионы окон,
я соглашусь: пусть римляне умрут.
Пусть сдохнут все: с рогами и без рожек,
сгорит в аду имперская семья,
убей — плохих, а я убью — хороших,
и самым первым — я убью себя.
05.07.2022
Фотография Анны Матасовой
Мы продолжаем помогать украинцам, пострадавшим от войны. Поддержите благотворительные проекты «Настоящей России»!