Удастся ли россиянам восстановить добрые отношения с украинцами?

Алексей Венедиктов: Да, конечно, удастся, если смотреть в исторической перспективе и верить в то, что следующие поколения, которые придут и не были замазаны в этом столкновении, они будут как-то по-другому жить. Просто надо признавать первое, надо признавать свои ошибки всем, надо признавать преступления своей страны всегда. Не забываем мы про Бандера в том числе, да, это тоже история такая. Всем надо признать и пересмотреть свое отношение к этому. И дальше рождаются дети, надо идти дальше, ну что мы будем как Монтекки и Капулетти что ли?

Я думаю, что длинный срок будет, десятилетия будут, десятилетие не одно и не два, но если правильно и народ и власти будут себя вести, да, конечно, это возможно, и думаю, это так и произойдет, в этом смысле я пессимист в тактическом, но оптимист в историческом ключе. 

Сергей Пархоменко: Когда будет новая страна, на новых основах, с новыми идеями, с новыми законами, да, это будет возможно, я думаю, что люди постепенно научатся разговаривать и общаться снова. Таких примеров очень много: французы разговаривают с немцами, немцы разговаривают с русскими, мексиканцы разговаривают с американцами, японцы разговаривают с китайцами и так далее. Я уж не говорю про англичан, которые разговаривают с шотландцами.

Везде бывают какие-то сложности, бывают какие-то тонкости, какие-то подробности, иногда бывают какие-то трения, но в целом людям свойственно постепенно учиться разговаривать и находить общий язык на основе личных человеческих отношений, главное, что для этого нужно, это чтобы эти отношения опустились на уровень личных, чтобы это не были отношениями между двумя народами, между двумя нациями, между державами, каким-то традициями, нет, нужно, чтобы это были отношения между конкретными людьми. Кто-то дружит, кто-то любит друг друга, кто-то бизнес вместе делает, кто-то открытия совершает научные, кто-то играет на двух роялях в четыре руки, тогда появляется взаимопонимание.

И мы видим, кстати, что и сегодня в такой страшный момент, в такой безнадежный, в такой безнадежной ситуации есть живые случаи взаимопонимания, сотрудничества, симпатии. Я даже не беру сейчас какие-то совсем личные отношения, такие семейные, но вот я вижу волонтерские сообщества, которые вместе делают одно и тоже дело, помогают беженцам, передают их из рук в руки, вот половину пути эти беженцы проделывают благодаря одной половине этого сообщества, а потом их передают через границу и они едут дальше благодаря второй половине этого же самого сообщества.

Есть оркестры, оперные труппы, где люди играют Моцарта, поют Верди, а там есть и русские и украинцы. Есть научные коллаборации, есть студенческие сообщества, есть журналистские проекты, есть блестящие журналистские тексты, написанные в соавторстве российскими и украинскими журналистами сегодня, сейчас. Есть всякие общественные проекты, которые продолжают работать: на одном конце «Мемориал», на другом конце харьковская правозащитная группа во главе с Евгением Захаровым, они как делали общее дело, так и продолжают делать общее дело, я надеюсь. Ну вот, так что вот так, когда все это опускается на уровень отношений людей, тогда все становится возможным.

Любовь Соболь: Знаете, я сижу и думаю нам этим вопросом и я понимаю, что быстрого ответа и какого-то простого ответа на этот вопрос у меня просто нет. Я не знаю, что может загладить эти смерти. Никакие извинения, никакие репарации… то есть это жизнь человека, это жизни тысяч людей, что может это загладить, мне сложно сказать. Никакие деньги не зальют их душевные раны.

Виктор Шендерович: О добрых отношениях с украинцами говорить сегодня рано и невозможно. Я записываю это, я говорю в тот день, когда нанесены ракетные удары по жилым кварталам десяти украинских городов. О каком добром отношении, какую речь о братстве о добрых отношениях можно вести в этих условиях? Нет, не может быть и правильно не может быть добрых отношений сегодня. Они могут быть восстановлены после того, как россияне по-настоящему осознают свою вину и когда от имени России будут говорить не убийцы, а люди совестливые. Когда это будет? Надеюсь, надеюсь, счет идет не на десятилетия все-таки. 

Олег Радзинский: Ну этот вопрос возвращает нас к шестому вопросу о том, сможет ли Россия восстановить свою репутацию. Я надеюсь, что да, что решение то же самое: Россия должна стать настоящей демократией, превратиться из агрессивно-авторитарного режима, угрожающего своим соседям, в настоящую демократию и оставить вот это пребывание в таком иллюзорном делириуме имперского величия, которое, естественно, воспринимается всеми как угроза, всеми соседями.

И тогда пройдут годы, десятилетия, возможно, но тогда я, надеюсь, Россия сможет загладить рану, которую Путин нанес российско-украинским отношениям, ввергнув обе страны в эту ужасную войну. 

Мария Алехина: У меня сейчас находятся друзья в Украине и, наверное, самые такие тяжелые и страшные моменты, когда в целом они меня начинают поддерживать, то есть вот этот абсолютный слом какой-то картинки, ну то есть это то, что вообще невозможно было представить и до сих как-то невозможно почувствовать в полной мере.

Я думаю, что это очень индивидуальный вопрос, потому что нет никаких масс россиян, есть каждый человек с его или ее жизнью, его или ее историей и его или ее выбором, и этот выбор нужно делать каждый день и этот выбор нужно делать с пониманием того, что сейчас именем Российской Федерации творится ад и от этого никуда не деться, и это никак не может быть прощено, поэтому нужно исходя из этого делать то, что мы можем, каким бы, как я уже говорила до этого, маленьким оно не казалось. 

Сергей Гуриев: Это займет много времени, сегодня у россиян хорошие отношения с Германией. Ну ровно сегодня, возможно, не такие хорошие, но в начале правления Путина, в 1990-е годы отношения были очень хорошие и никто не помнил о том, что Германия вторглась в Россию в 1940-е годы, занималась геноцидом вообще говоря на территории Советского Союза.

В этом смысле нет ничего невозможного, но для этого нужно подписание мирного договора, возврат земель, репарации и, безусловно, извинение, безусловно, признание вины, безусловно, осознание того, что Россия развязала жестокую, ничем не оправданную войну, что россияне не смогли остановить Путина.

Борис Акунин: Боюсь, не раньше, чем сменятся поколения или даже два, как это было после Второй мировой войны, когда в странах, соседствующих с Германией, немецкую речь люди смогли слушать без содрогания только через двадцать или через тридцать лет после войны. Эти вот раны, которые сегодня наносятся, эта кровь, которая льется, это останется в памяти надолго.

Олег Кашин: Я — оптимист и я считаю, что да, рано или поздно мы придем к такой ситуации, к добрым отношениям между русскими и украинцами в быту, на каком-то культурном уровне и так далее, когда, допустим, оказавшись в одной кабине лифта или вместе в темном переулке или в общественном транспорте, русский и украинец не станут бросаться друг на друга с кулаками и не станут доставать ножик, если он у него с собой есть, а нормально спокойно  доедут до последнего этажа или до последней остановки и, может быть, не улыбаясь друг другу и не пожимая руки, разойдутся, не причинив друг другу никаких увечий.

Это реалистичная программа добрых отношений, все остальное, о чем, наверное, кто-то мечтает, кто-то из так называемых хороших русских, что будем обниматься, будем брататься, будем вместе петь песни, на это рассчитывать не стоит, да и не нужно. В конце концов в Европе живут много разных народов, которые никогда не станут вместе петь песни и отмечать вместе праздники, но, по крайней мере, не убивают друг друга и это колоссальный прогресс, как у сербов и хорватов, например.

Я поделюсь, может быть, действительно, не типичным для нашей среды, вашей среды опытом, но я как бы никогда не скрывал своей антипатии к украинскому государству и никогда не стремился надевать на себя вышиванку или танцевать гопак. И, удивительное дело, у меня есть какой-то набор украинских контрагентов, собеседников, друзей, приятелей, и я могу прямо, ну не знаю, похвастаться, что с началом войны, с 24 февраля я ни одного такого знакомства не потерял, контакты поддерживаем, продолжаем общаться, хотя и понимаем, как нас раскидала жизнь.

В чем секрет? А вот ровно в том, что я никогда не пытался заглядывать угодливо в глаза своим украинским друзьям и говорить: «Я так же, как ты, не люблю Россию, я так же, как ты, считаю ее тюрьмой народов, а Шевченко лучше Пушкина». Нет, я всегда им говорил, что Пушкин, конечно, лучше Шевченко, а Россия — великая держава и ничего с этим не поделаешь.

Они уважают тех, кто любит свою родину, потому что сами любят свою родину, и презирают тех, кто готов ради каких-то сиюминутных отношений с теми же украинцами выписываться из русских. Та массовая нелюбовь к так называемым хорошим русским, она не столько от русофобии, сколько от объективного неуважения, которого, конечно, заслуживают люди, готовые разбрасываться своим отечеством во имя каких-то политических нужд.

И в этом смысле я хочу пожелать тем, кто надеется на восстановление добрых отношений с украинцами, не пытаться быть украинцами, не пытаться встраиваться в их систему координат и ценностей, все равно не получится, и они как раз не будут вас уважать за то, что вы, в отличие от них, свое отечество не любите.

Люди понимают и уважают тех, чьи ценности совпадают с их ценностями, и это не значит, что для украинца симпатичный русский тот, кто ходит под украинским флагом. Для украинца симпатичный русский тот, кто понимает интерес своей страны и своего народа.

А здесь добавлю, по-моему, бесспорно, что с точки зрения сохранения России, сохранения русского народа эта война, естественно, преступна и она уничтожает Россию и русский народ, поэтому объективно интересы русских патриотов совпадают с интересами и украинских патриотов и всего человечества. 

Кирилл Рогов: Мне трудно ответить на этот вопрос, понимаете, еще мы не видели завершения войны. В принципе, очень важно то, как завершится война. Я уже сказал, что поражение России уже произошло, Россия уже понесла поражение, теперь речь идет о том, насколько ограниченным оно будет.

Максимальное поражение — это то, что наступит после использования ядерного оружия. Если удастся как-то это остановить раньше, если удастся проиграть в конвенциональной войне на поле боя и сменить после этого политический режим, который довел страну до этого, а это стандартный достаточно вариант в политической истории, когда правительство уходит в результате того, что они проиграли войну, которую собирались выиграть, это будет хороший вариант. Но и между ними есть еще целый ряд, целый набор сценариев разной степени какашечности.